Эта очень поучительная для меня история произошла в одну из смен, которую я стоял на плавкране. Было это осенью 2000 года.

Я тогда действительно уже очень хорошо работал. Можно, и нужно прямо сказать, что был асом. Без всякой скромности говорю, просто констатирую факт. Лучше чем у меня, показатели техники/скорости/безаварийности были только у моего отца. Более того, всех коллег, кроме отца, я обогнал в различных неграсных соревнованиях плавсостава уже года за четыре до описанного случая.
В ту смену к нам неожиданно под выгрузку подвалила баржа с камнем. Неожиданно — потому что диспетчера клялись и божились, что работы у нас не будет. Чему мы отчего-то поверили, хотя давно известно, что диспетчера врут не хуже работников Гидрометцентра. Мой напарник спал выпимши, а я, помнится, редактировал в своей каюте научную статью. И вот в 10 вечера к нам пришла баржа. Что делать… Опять наврали диспетчера. Разбудил напарника, он, шатаясь, помог мне учалиться, после чего я его отпустил спать дальше, а сам пошел в машинное отделение запускать главный дизель. Запустил, смазал, попил чайку, и полез в кабину.

Спокойно отработав часа три, сделал небольшой перерыв на чаепитие, и — снова за рычаги. К тому времени я уже почти закончил выгрузку носовой и средней куч. В носу баржи камня оставалось совсем немного, — одна небольшая кучка тонн на 50. Правда, я до нее не доставал. Далековато — вылета не хватало. Переводить баржу было лень, решил достать ее “с раскачки”. На одной из “раскачек” увидел, что амплитуда вроде уже хорошая, и смайнал грейфер. Правда, не очень удачно, т.к. он попал куда-то за эту кучу, и его просто не стало видно. Ну ничего страшного — там тоже груз, и все равно туда тоже потом грейфер придется кидать. Попал и попал. Сейчас там подберем, а в следующий раз на кучу закину.

...Вообще-то служебными инструкциями запрещается работать в той зоне, которая не просматривается. Но — боже мой! — не я ли показывал фокусы, работая несколько минут с завязанными глазами? Я. Не меня ли просили водолазы посидеть за рычагами, когда мы участвовали в обеспечении водолазных работ? Меня. И неужто я буду унижаться лишим передергиванием грейфера? Ни за что. Легонько начинаю закрывать грейфер, не давая слабину замыкающему тросу. Все, чувствую, что грейфер закрыт, начинаю подъем. Шиш. Не получается подъем почему-то. Кран так накренился, что в кают-компании со стола слетели все столовые принадлежности. Майнаю. Пробую снова. То же самое. Понимаю: грейфер закрылся не до конца, скорее всего, по причине попадания в него особо крупного булыжника, в результате чего масса груза стала критической или даже чуть больше грузоподъемности. А учитывая тот факт, что я работал на предельном вылете стрелы, кран у меня стал качаться, как утлое суденышко в грозный шторм. Но — профессионал я или сапог нечищеный? Неужто сдамся и дам грейфер на раскрытие, чтобы захватить менее строптивый груз? В конце концов, такие случаи как раз и нужны, а то я совсем застоялся в своем развитии: пару навигаций уже не встречал достойной моего уровня задачи. Осторожно подбираю вылет, чтобы кран совсем не перевернулся и чтобы стрелу не сломать, и начинаю этот булыжник потихоньку поднимать. Сложно идет дело: никак булыган не поддается. Предельно ясно отдаю себе отчет в том, что этот Камень не просто так лежит в куче, а еще и закопался туда. Откопаем. И не такое творили. Начинаю его потихоньку расшевеливать: майна-вира по чуть-чуть, еще и поворотиком с вылетом играюсь. Ага! Сдался булыган, пошел грейфер вверх! То-то. Не ведал дурачок, с кем связался, возомнил себя, понимаешь ли, этаким Богом Камней. Однако, как же все-таки тяжел зараза: моторы обеих лебедок аж гудят от надрыва. Быстрее — поворот и выкинуть его на берег, а то еще троса оборвутся или моторы сгорят. Пока эти мысли у меня промелькнули, грейфер как раз показался в зоне видимости, уже прекрасно освещаемый прожекторами. И тут я увидел… Что мой Суперкамень, на самом деле есть не что иное, как …часть борта той баржи, которую я выгружаю. Причем — весьма немалая часть. Мигом слетев из кабины на палубу, я бросился на баржу, в тайной надежде, что борт этот просто валялся на площадке, а сама баржа цела и невредима. Увы. Баржу я обезбортил неслабо. Одно слабое утешение: команда теплохода-толкача, за которым закреплена баржа, рожу мне набьет не сейчас, а с утра. Потому что в рубке не видно никаких признаков жизни, чему есть единственное объяснение: вахтенный штурман спит пьяный. Покурим. Трясущимися руками. За которыми такое поведение было замечено в последний раз пару лет назад, когда меня течением уволокло под здоровый теплоход-пятитысячник. Что же делать? Первое спонтанное решение, — срочно завалить этот борт камнем, чтобы никто не заметил, — было воплощено практически мгновенно. С такой скоростью я не работал, кажется, еще ни разу.

…Когда я рассказал спустя некоторое время мужикам, чего я учудил той ночью, они в один голос сказали, что это не возможно, т.к.: стрела бы сломалась, мог даже кран перевернуться, и вообще борта у барж приварены очень крепко, поскольку специально рассчитывались на противодействие пьяным крановщикам, и т.д. Тем не менее, это возможно. Потому что для профессионала нет ничего невозможного.

…Мужики же с теплохода рожу мне тоже не набили, потому что, решив, что лучшая защита — нападение, с утра я сам пошел на них в атаку, задав провокационный вопрос:

— Ребята, а вы где полборта-то посеяли? Вы уж извиняйте, что я вам протопчины камнем слегка завалил, сами понимаете, — по-другому никак, если борт отсутствует.

Штурмана, с тяжелого похмелья, стали тяжело соображать, где же эта оказия могла произойти. И главное — как? То, что это дело моих рук, никто и не заикнулся, потому что даже если эта версия и пришла им в голову, то сразу была откинута как фантастическая: они тоже, как и мои коллеги-крановщики, прекрасно знали, что плавкран грузоподъемностью пять тонн явно не мог вырвать этот борт, т.к. для этого нужен был, как минимум, шестнадцатитонник.

Они же не знали, что за рычагами в ту ночь сидел один из лучших профессионалов.